ИЗ ЦИКЛА
"ЧУЖОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ"
ПИРАМИДЫ, ВЕРБЛЮДЫ,
ЖЕНА И ЛОХ
Вся
жизнь состоит из ошибок - это
была последняя. Перед самым
отъездом из Каира я решил стать туристом
- вместе с женой посмотреть
пирамиды.
Было восемь часов утра. Мы оказались единственными посетителями.
На последние деньги купили билет и
бутылку воды. Начали подниматься в
гору. Внезапно перед
нами появился мальчик
верхом на верблюде.
"Привет", - сказал он. "Привет", - ответили мы.
"Россия", - сказал он.
"Россия", - согласились мы. "Ельцин!" -
крикнул он.
"Ельцин", -
кивнули мы. "Сними меня в кино",
- предложил мальчик и показал на
камеру, болтавшуюся у меня на плече. "Хорошо", - согласился я.
Мальчик
слез с верблюда - я нажал кнопку "старт". "Давай теперь я сниму
тебя",
- сказал мальчик. Я дал ему камеру - он снял мои
колени. "О'кей", -
сказал я. Взял камеру и пошел дальше
-пора догонять жену. "Эй, стой",
- закричал мальчик. Я обернулся.
- А деньги?
- Какие деньги?
- Ну, я же снял фильм.
- Так это моя же камера.
Мальчик нагнал меня, схватил за руку
и не отпускал. "Я снял фильм,
ты давай деньги", -
кричал он. Я не
знал, что делать. Случайно
посмотрел на камеру. Мальчик, слава
богу, забыл открыть затвор. "Нет
фильма", - сказал я. "Нет
тебя, нет меня. Нет фильма. А нет фильма,
нет и денег", - развел я руками...
и вырвался. Мальчик замешкался. Я
побежал вверх. Мальчик осыпал мне спину
проклятиями - желал скорой
смерти. Дорогу мне преградил
мальчик постарше, верхом на
лошади.
"Россия", - поздоровался он. "Россия, Россия", - прокричал
я и понесся
дальше. "Ельцин" - летело мне
вослед. Откуда-то сбоку вынырнул усатый
мужчина на верблюде. Мы обменялись привычными приветствиями.
"Россия",
- сказал он. "Ельцин", - ответил я. "Верблюд", - сказал он.
- Что верблюд?
- Хороший верблюд. Сорок фунтов.
- Зачем он мне нужен?
- Подъехать в гору. Самому-то тяжело идти.
- Нет, спасибо. Сам доберусь.
- Тогда посмотреть с него на пирамиды.
И он
показал на окружавшие меня четыре
пирамиды. "Спасибо, я не
слепой", - объяснил я. Пошел
дальше. Он не отставал. Я догнал жену.
Мужик засунул палец в рот
и свистнул. Видневшиеся
впереди холмики
привстали и поскакали нам навстречу. Я затравленно обернулся. Такие же
холмики приближались сзади и со
всех сторон. Я насчитал их
около
сорока. Зажмурил глаза и зажал уши. Когда открыл глаза, увидел, как
верблюды разбегаются прочь. Услышал последние слова жены, обращенные к
их владельцам. Такого чудовищного мата
прежде я никогда не знал. Вот
она, великая и могучая
сила русского языка.
Как же я сразу
не
догадался? Там, где английский беспомощен, вступает в
права родная
речь.
Мы
двинулись дальше. Когда уже почти
дошли до пирамид, к нам
подъехал маленький грустный мальчик на
ослике. "Ослик очень болен", -
сказал мальчик и снял с ослика попону.
Под попоной были ужасные раны.
Скупая слеза текла по лицу
мальчика. "Какой
кошмар", - сказал я.
"Пятьдесят фунтов могли бы помочь ослику", - пояснил мальчик.
- Ослика жалко, но у меня нет таких денег.
- Тогда дай все, что у тебя есть.
Я стоял в нерешительности. Положение спас прилично одетый мужчина
в очках. Он сразу понравился мне
своей основательностью. "Иди прочь,
попрошайка", - наорал он на мальчика.
"Каждый день здесь толчется, а
ослику не легче, - обратился он ко мне. - Как Ельцин?"
- Неплохо.
- Давайте я вас
провожу до пирамид. А
то от этих попрошаек не
отобьешься.
По пути он показал мне открытки с
видами пирамид.
- Хорошие открытки?
- Нормальные.
- Берите, недорого. Всего десять фунтов.
- Но у меня нет денег.
- Всего десять фунтов. Для меня, вашего друга.
- Но мне не нужны открытки.
- Без открыток нельзя. Открытки - это память.
- Но я не люблю открытки. У меня дома вообще нет открыток.
Я
орал в голос. Объяснения не помогали
- он не уходил. Он не
понимал, что мне не нужны его открытки.
Он говорил, что либо я возьму
их, либо
нашей дружбе придет конец.
Я чуть не плакал
- тяжело
терять единственного друга. Как всегда
выручила жена - применила уже
испытанный прием с родной речью.
Смотреть пирамиды расхотелось. Мы поплелись к боковому выходу. У
калитки нас остановил человек в униформе. "Вы куда?" - спросил он.
- К выходу, уже все посмотрели.
- А катакомбы видели?
- Нет, а где это?
- Да тут, недалеко. Бесплатно. Обязательно сходите, посмотрите. Вон, у
ближайшего холма.
Жена
осталась ждать меня на скамейке.
"Сейчас вернусь, я уже
ученый", - пообещал
я и побежал к
катакомбам. На полпути
меня
остановил очередной бедуин в халате. "Я гид", - строго сказал он.
- Но мне не нужен гид.
- Здесь без гида нельзя. Таков порядок.
- Но в пирамидах было можно.
- А в катакомбах нельзя. Они очень
опасные. Заблудишься.
И
тут я почти попался -
я согласно кивнул головой. Мы
пошли
вперед. Но он просчитался -
он свистнул. С земли вскочил верблюд.
"Садись", - сказал лжегид. Тогда я схитрил. "Хороший верблюд, -
сказал
я. - Очень хочу на нем покататься. Посмотреть с него пирамиды. У меня,
как у всякого туриста, полно денег. Только на обратном пути. Сначала я
сам посмотрю катакомбы, а потом уже покатаемся". Бедуин обрадовался. Я
уговорил его.
Наконец-то я пришел
в себя и переломил ситуацию. Довольный, я
отправился к катакомбам. У самого входа
встретил еще одного человека,
полного и улыбчивого. "Я - сторож, - сказал он. - Я
должен отвести
тебя к входу. Открыть дверь". Немного смущал его
бедуинский халат.
Однако выхода не было. Я подчинился и
пошел вместе с ним. По пути он
рассказал мне историю
катакомб. Мы подошли
к железным воротам.
"Сейчас, - подумал я, - он достанет большой железный ключ и отворит
их". "Лезь", - сказал он. "Куда?" - удивился я.
"Туда", - и он показал
на дырку вверху двери. Я все понял. Черт, все-таки я попался. Все-таки
я - лох. Полный лох. Смирившись со своей участью, я полез в дырку... и
застрял. "Давай камеру,
помогу", - сказал псевдосторож.
Отдавать
камеру не хотелось. Я
застыл в задумчивости. Вдруг рядом
возник
лжегид. Он шел пешком, держа верблюда за уздечку. На верблюде важно
восседал толстый американец в
шляпе-сомбреро. Псевдосторож отвлекся -
начал рассказывать американцу историю
катакомб. Я незаметно вылез из
дырки и побежал обратно к жене. Все-таки, есть бог. Даже если ты лох.
СВОБОДА, РАВЕНСТВО И
БРАТСТВО
Мы пропустили с приятелем по последней пинте пива, и я поехал на
автовокзал. Итак, без десяти десять
я выйду из метро. Мой автобус
отходит из Лондона ровно в десять
вечера. Утром он окажется в Париже.
А самолет из Парижа в Москву
летит завтра днем. В полпервого. Все
четко. Я все продумал. Я был спокоен и
уверен в себе. Еще бы. Ведь в
шесть часов я
съездил в кассы и
подтвердил свой билет.
Теперь
неторопливо я подъезжал к вокзалу.
Прямиком я направился к
терминалу. Подошел к автобусу.
Протянул
водителю билет. Но он недобро помотал головой. "Что?" - спросил я.
"Вы
не прошли чек-ин", - сказал водитель.
- Какой чек-ин? - переспросил я.
- Да вон тот, - он показал куда-то вбок.
Я проследил за направлением его указательного. Побежал по курсу.
Уткнулся в двух служителей в униформе.
Двух спокойных джентльменов с
каменными лицами. "Мне нужно пройти
чек-ин", - сказал я. "Уже слишком
поздно", - сказал один. Я предъявил свой билет. "Я был здесь в шесть.
Подтвердил билет. Мой статус - о'кей", - закричал я. "Вы не прошли
чек-ин", - сказал второй служитель. "А сейчас уже поздно.
Слишком
поздно", - повторил первый. Я бросился обратно к автобусу. Водитель
посмотрел на меня и отвернулся. Автобус
дал задний ход. "Пожалуйста,
пустите меня, - закричал
я. - Я иностранец.
Ничего не понимаю".
Автобус начал разворачиваться. "Помогите мне,
- из последних сил
завопил я. - Я ино..." Автобус повернулся ко мне спиной, пустил в
лицо
струю газа и скрылся в темноте.
Я был сдут, как воздушный шарик. Поплелся снова к зданию вокзала.
Наткнулся на все тех же двух служителей. "Мне нужно попасть в Париж.
У
меня билет на самолет. Утром он летит в
Москву. Не знаете, как мне
быть?" - спросил, не глядя им
в глаза. "Не знаю",
- пожал плечами
первый служитель. "А других автобусов нет?" -
спросил я. "Нет",
-
ответил второй. "Может
быть, есть еще
какие-нибудь способы?" -
продолжал допытываться я. "Езжайте в аэропорт Хитроу", - сказал
первый
служитель. "Там самолеты
каждый час", - добавил
второй. "А это
недорого?" - поинтересовался я.
"Всего пятьдесят долларов", - сказали
служители.
Я снова сел в метро. Приехал в Хитроу. Аэропорт оказался закрыт.
До полшестого утра - так гласила
табличка. Делать было нечего. Я
сел
на стул у входа.
Привязал сумку к ноге.
Вынул из коробки новые
ботинки. Связал шнурки. Закинул ботинки на плечо. И уснул.
Проснулся от шума. Хлопали двери. Полшестого. Встал и отправился
к кассам
"Эйр Франс". Отстоял очередь. "Здравствуйте, месье",
-
по-французски поприветствовала меня хорошенькая кассирша. "Я не
месье.
Я -
русский", - ответил
я. "Извините,
сэр", - она
перешла на
английский. "Есть ли билеты на Париж?" - вежливо поинтересовался я.
"Есть", - ответила она. "Можно один?" - спросил я.
"Нет", - улыбнулась
она. "То есть?" - переспросил я.
- Билеты есть, да только самолет не летит.
- Как это?
- В Париже забастовка.
- И что... что мне делать?
- Не
знаю, сэр. Попробуйте воспользоваться услугами
какой-нибудь
другой авиакомпании. Не французской.
- Какой, например?
- Есть, например, "Бритиш Мидлэнд". Они летают с другого
терминала.
Я посмотрел на часы.
Было уже около половины седьмого. Времени
оставалось все меньше и меньше. Тот
терминал находится на
соседней
станции метро. Быстрее пешком. Я закинул
ботинки на плечо, схватил
сумку и понесся к терминалу.
Минут через пятнадцать я оказался
у
окошек "Бритиш Мидлэнд". Взмокший
как рыбец и
запыхавшийся как
жеребец. Отстоял очередь. "Мне, пожалуйста,
один билет на Париж.
Восьмичасовой рейс", - обратился я к женщине за стеклом.
- Замечательно, сэр, - ответила она.
- Только мы не летаем. У нас
делэй.
- Какой делэй? - удивился я.
- Забастовка.
- Какая к черту забастовка? Вы же не французы, вы англосаксы чистейшей
воды! - возопил я.
- Понимаю, сэр. Но у
них в аэропорту не работают трапы, не ходят
автобусы. Мы не можем летать.
- И что же мне делать?
- Попробуйте воспользоваться услугами "Эйр Франс". У них вроде
бы
будет один самолет.
И я понесся обратно. Снова пробился к
окошку.
- А, это вы, месье, - узнала меня кассирша.
- Я не месье, я русский, - устало
напомнил я. - Я слышал, у вас летит
один самолет?
- Да. Шестичасовой рейс. Летит в одиннадцать.
- Отлично. Я покупаю.
Я отсчитал деньги. Она начала пробивать билет. Я прикинул в уме.
Самолет в одиннадцать. В полдвенадцатого
я на месте. Аэропорт тот же.
Багажа у
меня нет. Если
все делать быстро,
на регистрацию до
двенадцати успею. И тут я вспомнил.
Мать, мать, мать!!! Ведь в Париже
время на час...
- Девушка! - заорал я.
- Что?
- Отдайте деньги! Мне не подходит! Я не успеваю!
- Хорошо, - спокойно сказала она. -
Кстати, у "Бритиш Мидлэнд"
летит
самолет.
Одной рукой я схватил деньги. Другой схватился за сердце. И снова
побежал. Опять нашел "Бритиш Мидлэнд". Протиснулся к окну.
- Да, - подтвердила женщина за стеклом. - Летит в девять.
- Здорово, - говорю. - Мне подходит.
- Остался, правда, только бизнес-класс.
Мне было уже все равно. Я вывалил из карманов все, что там было.
Фунты, франки, доллары. Бумажки и
монеты. Сгреб их в кучу. Пододвинул
к ней. Она начала считать. Делить и умножать. Достала калькулятор.
- Ровно - наконец, сказала она. - Двести
пятьдесят долларов.
Я вытер пот со лба. Согласно кивнул
головой.
И тут раздался звонок. Она взяла
трубку. Ее лицо вытянулось.
- Простите, сэр - сказала она. -
Но делэй отменился. Самолет
летит
точно по расписанию.
- И что это значит? - спросил я.
- Он полетит в восемь пятнадцать.
Я посмотрел на часы. На них было
восемь четырнадцать.
- А-а-а, - закричал. - Умираю. Отдайте деньги.
- Не отдам, - решительно сказала она. - Билет уже пробит. Бегите, сэр.
Авось успеете.
И
я побежал. Ох, как я побежал.
Я бежал и бежал. Прошел один
контроль, второй, третий. На третьем меня остановили. "Простите сэр,
-
сказал большой мужчина в
фуражке. - Но вы здесь
уже были". Круг
замкнулся. Мои ноги подкосились. Но он
взял меня за руку. Отвел к
выходу. Я вскочил в миниавтобус. Подъехал к самолету. Вышел и прочитал
надпись: "Лондон - Сидней"...
Два раза не умирают. Я втянул
побольше
воздуха. Сжал зубы. И снова побежал. Вернее, полетел. По летному полю.
Наконец, увидел свой самолет. Терпеливый
красавец ждал меня. Все-таки
ждал. Я вошел в бизнес-салон. Огляделся по сторонам.
Вокруг сидели
одинаковые люди в
костюмах, с ноутбуками и
сотовыми телефонами.
Видимо, брокеры с
биржи. Летают туда-сюда. Они
сидели на своих
привычных местах. Работали за компьютерами. И тут вошел я. С ботинками
наперевес. Пыльный и потный. В рваных штанах и грязной рубашке. Они
смотрели на меня во все глаза. В одну минуту их мир рухнул.
Этого не могло быть,
потому что этого не могло быть. Я
не мог
здесь оказаться точно так
же, как самолет не мог
превратиться в
помойную яму. Я сел на свое место. Через
кресло от меня сидел сосед.
Он чуть-чуть наклонился в мою сторону и показал вперед. "Там тоже
есть
свободные места, - сказал он. - Целых
три". Я не стал
пререкаться.
Покорно пересел. Изгой, он и в самолете изгой.
И вот я в Париже. Невероятно. Приосанившись, я вышел из
самолета.
На последнюю мелочь
попытался купить пива.
Во рту пересохло,
язык заплетался. "Кр, кр", -
каркал я. Не мог
выговорить слово
"Кроненберг". Рядом со
мной, облокотившись на стойку, стоял молодой
француз, похожий на Депардье.
О чем-то оживленно он
беседовал с
барменом. Покосился в мою сторону. "Может, помочь?" - спросил вдруг
на
чистом русском. "Спасибо, не
надо. Сам справлюсь", - я
горделиво
отверг его помощь. Представил себя командиром тачанки. Огонь по белым.
Пли! Сжал зубы и тявкнул на весь бар:
"Пива мне. Быстро. Кр!"
Теперь
бармен понял. Стал наливать. Француз исчез.
Я допил пиво и направился к самолету.
Мимо меня с криком "Свобода,
равенство и братство" пронеслась
толпа. Толпа начала бить стекла.
Во
главе ее я заметил знакомого русского француза. Он подмигнул
мне и
закричал: "Ширака на гильотину!" Тут я
вспомнил, что у меня есть
камера. Достал ее из сумки. Начал
снимать. Вдруг камеру выдернули из
моих рук. Я поднял глаза вверх. Передо
мной стояли двое полицейских.
"Снимать нельзя", - сказал
первый. "Пройдемте с нами",
- сказал
второй. Я запротестовал: "Не могу. Опаздываю на самолет". Но они
взяли
меня под руки и отвели в полицию. Вынули
кассету. Забрали ее себе, а
камеру вернули. Снова взяли меня под руки и повели к трапу. "Удачно,
-
подумал я. - С ними не потеряюсь".
Но на самолете я прочитал надпись
"Париж-Токио". Увидел на трапе толпу
японцев. Попытался
вырваться.
"Твой самолет. Через
Москву летит", -
объяснили полицейские. И
запихали меня внутрь. Я сел на свое
место. Мне улыбнулся маленький
косоглазый сосед. Я обвел пассажиров победным взглядом.
Все-таки я их сделал. Все-таки я -
хитроумный идальго и горделивый
мушкетер. Довез подвески. Прорвал
заслоны. Утер этим
овсянникам и
жабоедам нос. Задал этим буржуям
жару. Подсыпал толстопузикам
перцу.
Показал им нашу крепкую русскую дулю.
КРЫМ
Поехали мы как-то с приятелем в Крым.
Оказались в купе с еще двумя
парнями. Я их спрашиваю: "Вы кто
такие?" А они: "Мы - древние греки".
Я: "Как это?" А они: "По крови.
Мы по крови - древние греки".
Выпили
мы с греками этими и легли спать. А деньги и паспорта у нас были в
"ксивниках" - таких вязаных сумочках. Я свой ксивник у подушки
положил
и заснул. Среди ночи просыпаюсь - чую,
что-то неладно. Пошарил - нет
ксивника. Бужу Петьку: "Петька,
вставай, у меня ксивник пропал". Он
там у себя пошебуршил, говорит: "У меня тоже пропал". Разбудили мы,
короче, греков этих. "Где
деньги?" - спрашиваем. А они:
"Не брали мы
денег ваших. Истинный крест. Хотите - обыскивайте". Ну, обыскивать
мы,
конечно, постеснялись. Дали они нам рубль, угостили шампанским.
Так мы в Коктебеле очутились без копейки
денег. Но с голоду не
померли. На базаре арбузы воровали. Петька продавцов отвлекал, а я
арбуз ногой откатывал. Попрошайничали.
На кашу и гарниры в столовой
хватало. Потом в то время
много в Крыму знакомых отдыхало. У
них
одалживали. Встретили там двух девиц из нашей школы. Мы на одном конце
поселка жили в камышах в палатке, а они на другом с
родителями дом
снимали. Так мы к ним иногда через весь поселок столоваться ходили.
Вот как-то поели у них фруктов,
попили вина и пошли домой. Вечер.
Настроение хорошее. Идем, смеемся.
Свернули с проспекта Ленина на
"панель". "Панелью"
они там набережную зовут.
Вообще, Коктебель как
устроен. Набережная, а параллельно -
проспект Ленина. Но в том месте,
где у девчонок дом стоял, они сливаются. Ну так вот,
завернули мы.
Вдруг, видим, навстречу нам какая-то
толпа бежит. Я Петьку пихаю,
говорю: "Смотри, какие ребята смешные,
бегают чего-то". А за ними еще
больше толпа гонится. Я совсем развеселился. Носятся туда-сюда. Тут
вдруг первый из второй толпы как подпрыгнет, да как дыц мне ногой в
чичу. Слава богу, промахнулся, попал в плечо. Я сразу
смекнул, что
дело неладно. Побежал к берегу - думал
вдоль моря уйти. Там темно,
фонарей нету. Но не тут-то было.
Оказалось, санатории берег поделили,
решетками перегородили. Уткнулся я лицом
в сетку и понял - отступать
некуда. Повернулся обратно, а
они обступили уже со
всех сторон.
Была не была, думаю...
Первого я с разгону
своим корпусом сбил,
второго ногой лягнул, третьего, что есть
силы, руками пихнул. Короче,
прорвался. Отбежал подальше. Тут
соображаю, что Петьки-то нет. А
что
делать - не знаю. Обратно возвращаться -
боязно. Уходить - нехорошо.
Решил выждать. За камнем
схоронился, сижу, жду. Смотрю, машина с
мигалкой подъезжает - никак милицейская. Шум. Топот ног.
Потом все
стихло. Менты, наверное, всех разогнали
и уехали. Вернулся я на поле
боя, а там нет никого. Пустота. Лишь
море шумит. Ну все, думаю, убили
Петьку. Пошел я опять
домой. Медленно иду, прижимаюсь к
заборам.
Страшно так, как будто я
один через фашистский Берлин пробираюсь.
Вдруг снова толпа бежит. На этот раз не
навстречу, а мимо пробегает.
Все, как и я, в белых майках и синих
штанах. Только они в трениках, а
я в джинсах. Но ничего, думаю, не
разглядят. Пристроился я сзади и с
ними побежал. Бежим вместе, кричим хором: "Бей москалей, бей хипов,
бей жидов". Жалко только, что
далеко убежать не удалось. Нога болела,
видно, повредил в драке. Отстал я, тут смотрю - мимо парочка чешет. Он
ее под руку держит. Ну, я с другого
бока тихонько пристроился. Иду с
ними. Она от удивления
рот раскрыла. Губами хлопает, ему
сказать
собирается. Вижу, гопники в
кустах тусуются. Только
поравнялись с
ними, как он - тот, что с другого бока - меня заметил. "Т-ты, т-ты
чо?" - заикается. Слава богу,
успели проскочить. Я снова
вперед
драпанул. Иду, для конспирации шатаюсь.
Песни блатные горланю, акцент
украинский выделывая.
"Хоп-стоп, мы падашли
из-за угла". Добрался
все-таки до камышей.
Петьки нету. Стал будить
знакомого одного,
Гуглина из соседней палатки. "Вставай, - говорю, - Гуглин, бери
топор,
идем Петьку искать". Он заныл:
"Температура у меня, не могу". Девушка
его, Верка ревет в голос, не отпускает. "Идем, - говорю, - мужик ты
или трус последний". Ну, трусом он
в глазах девчонки быть не захотел.
Пошли мы, правда, топор
он взять постеснялся. Вместо топора
нож
перочинный захватил. Идем поверху,
по улице Ленина. На
панель-то
сразу же выползать опасно. Гуглин как
прохожего заметит, так
сразу
приседает, в кустах прячется. Дошли до того
поворота, где Ленина с
панелью смыкается. Завернули за
угол. Блин, толпа нам навстречу. Мы
обратно сиганули, а с той стороны тоже толпа. Некуда деться. За спиной
- столики и стена летнего кафе. Вжались в стену, трясемся как зайчики.
Толпы прямо напротив нас и
сошлись. Рукой дотянуться до них можно
было. Вижу, с палками они и прутьями. Один другого
спрашивает: "Ну
что, всех добили?" А тот:
"Да не, кое-кто по кустам спрятался". А у
самого фонарь дальнобойный в руке. Болтает,
а им по кустам шарит. Луч
от меня в сантиметре проскользнул. Ну все, думаю, конец это. Заметят -
верная смерть. Вся жизнь тут перед
глазами пронеслась. Вспомнил даже,
как в детском саду у
однокашника индейца своровал. Вспомнил, как
бабушку пугал. В шкафу прятался и ночью выскакивал.
Тут третий из них
говорит: "Ну, ничего, хлопцы,
завтра добьем. Поздно уже. Айда
по
домам". Развернулись они и ушли на панель. А мы дух перевели и со
всей
прытью домой драпанули.
Назавтра одна из девчонок ко мне в гости
пришла. Я весь день в
палатке провалялся, высунуться боялся. Петька так и не появился. А тут
я взбодрился. Костер даже
развел, чай вскипятил. Сидим, болтаем.
Смотрю, темнеет уже. Говорю ей:
"Иди домой, а то поздно уже".
А она:
"Да ладно, куда торопиться, я лучше
еще посижу". Пьем чай со спиртом,
печеньем закусываем. Я
нервничать стал. Говорю ей:
"Домой пора,
родители твои волноваться будут". А
она: "Сейчас, сейчас, посижу
еще
немного и пойду". Тут я вспылил: "Я
хоть и джентльмен, но не до такой
степени. Провожать тебя не
буду!" А она: "Да ладно, сама доберусь".
Стемнело. Вот черт, думаю. С одной
стороны, идти, конечно, боязно - а
с другой, джентльмен я все-таки или нет?
Могу ли даму одну на верную
смерть отправить? Короче, тяпнул
я еще для храбрости
и пошел ее
провожать. Идем по Ленина.
Оно все-таки как-то безопасней. Но на
всякий пожарный я грузином притворился. Будто с дочкой иду.
Ору на
нее: "Слюшай, Сандра, как тибэ нэ
стыдно. Начами шляишьси, нашу сэмью
пазоришь! Вэсь город знаит.
Атэц твой старый
нэ спит, за табой
гяняитси. Кто тибя такую замуж возьмет.
Шлюха ты!" А она смеется. Но
ничего, добрались до дома. Проводил я ее, выхожу, смотрю, мужик передо
мной стоит, на меня косится. Я сразу
причиндал свой выпростал и давай
нужду справлять прямо у него
перед носом. Тут из соседней калитки
девушка выходит. Он ее за руку схватил и они прочь рванули. Он еще
долго оборачивался, глазами круглыми на меня зыркал.
Спустился я на
панель. Завернул за угол и...
Лицом к лицу с
гопниками столкнулся. Прямо под фонарем.
Так светло, что меня во всех
деталях видно. Улизнуть не успею.
Вот это уже точно все, понял. Три
гопника и три телки. Один самый длинный на меня смотрит и поет:
"Хипа,
хипа, хипаны - Пинк
Флойд". А я как
заору с перепугу в
ответ:
"Шмеретулька в ширме у майданщика,
бродит фраер в тишине ночной". Что
это за шмеретулька, я, честно говоря, не знаю. У меня кассета с плохой
записью была, толком не
разобрать. Так и запомнилась
шмеретулька
какая-то.
Умирать так с музыкой. Стою, ору. Они тоже стоят, оторопело глаза
вылупив. Мне это дело первому
надоело. Ладно, думаю, пока они там
соображают, что к чему, я лучше дальше пойду. Авось пронесет.
Иду,
смотрю, в знакомых
кустах опять гопники тусуются.
Смех
женский и визг доносится. Один выходит, прикурить спрашивает. Ну, я
ему со старательно сделанным харьковским
акцентом: "Та ты шо. Та нема
сыгарэт у мэня, нэ куру
я". И дальше
припустился. Боковым зрением
вижу - он одним
пальцем у виска крутит, а
другим на мой карман
показывает. Гляжу вниз -
черт, у меня
пачка сигарет из кармана
высовывается. Совсем про нее забыл со страху. Видно, этот гопник от
моей наглости тоже обомлел.
Ладно, пока в себя придет,
меня уже
ищи-свищи. Вижу, люди впереди. Иду за ними. Лучше вместе держаться.
Прием испытанный применяю - песни блатные ору. Они шаг убыстряют. Я за
ними припустился, еще громче ору. Они еще
быстрее двигают.Так я до
самых камышей добежал.
Прихожу к
палатке, а там Петька сидит. Я говорю: "Черт, ты где
был?" А он: "Да ошибся я. Неправильную тактику выбрал. Убегать не
стал. Упал, руками прикрылся. Сложился, как ты меня учил. Ну, помнишь,
ты еще рассказывал, что
в зоне так делают.
Ну, когда от ударов
обороняются. Они меня отдубасили что есть мочи
и к морю поволокли.
Топить. Стали в воду окунать, а тут менты приехали. Те меня тогда в
воду бросили и убежали. Ну, я
из воды выполз. Весь в крови. Менты
говорят: "Во, смотри, Геркулес живой". Почему Геркулес - не
знаю.
Видно, с
Нептуном перепутали. Ну,
они меня с
собой и увезли.
Потом говорят мне, ты, мол,
на улицу лучше не ходи. С
нами здесь
сиди, отдыхай. Так спокойней
будет. Сами-то они тоже выходить
не
торопились. Так мы с ними
два дня и сидели,
пережидали. В карты
резались. А сегодня, говорят,
гопники эти раздобрились. Напились,
победу празднуют. С подружками гуляют.
Никого не трогают. Вот я домой
и пошел".