ЦИКЛ "ТАНЦЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ"

Не хотелось бы, чтобы у читателя нашего журнала сложилось

впечатление, будто уделяя внимание теме русско-чеченской войны, мы

отдаем предпочтение какой-то одной стороне. Это совсем не так. В

доказательство нашей беспристрастности мы публикуем пять рассказов

талантливого молодого прозаика Сергея Пипуркина.

Я хорошо помню, как Пипуркин впервые появился в нашем клубе

"ПушкинГ". Восемнадцатилетний юноша, неловкий голубоглазый увалень,

скатившись по лестнице, больно ушиб себе спину. Я подал ему руку и

помог встать. Глядя мне прямо в глаза, Пипуркин произнес: "Меня зовут

Сергей Пипуркин. Я родом из Уфы. В Москве проездом. Живу у тетеньки.

Пишу рассказы. Мне скоро в армию. Я знаю, что вы издатель модного

молодежного журнала ПеГе. Можно, я принесу вам свои рассказы, а вы

посмотрите и скажете, что и как?" "Конечно, приноси", - вежливо

ответил я, а про себя, как всегда, подумал "приносить-то приноси, а

вот напечатаем - хуй". Однако на этот раз я ошибся.

Единственным текстом, который Пипуркин успел мне передать до

отправки на фронт, был "Страх", написанный, по всей видимости, сразу

же после печально известных московских событий на улице Гурьянова и

Каширском шоссе. Уже из армии он прислал рассказ "Карлик" - после

взрывов химического оружия в городе Грозном, "Потолок" - после работы

по расчистке завалов в селе Комсомольское, "Лань" - после истории с

полковником Будановым и чеченской девушкой, и, незадолго до гибели,

"Мясо".

В заключение, как критик и культуролог, не удержусь от одного, на

мой взгляд, чрезвычайно глубокого и интересного наблюдения. Стараясь

забыть об окружающей суровой действительности, Пипуркин нигде прямо не

пишет о войне. Тем не менее во всех пронзительных текстах юного

романтика прослеживается одна сквозная тема. Тема смерти. Как в воду

глядел. Засим разрешите откланяться

Ильяс Фалько

СТРАХ

В нашем новом панельном доме серии П-3 поселился страх. Мы

переехали сюда совсем недавно. Вначале все было хорошо. Семнадцать

этажей, потолки - 2, 64 м, кухня - 10 м, четыре лифта, консьержка... И

тут объявился этот ебучий страх.

Я то включал свет - то прятался в темноте. Судорожно задергивал

занавеску - сорвал и выбросил карниз в окно. С головой накрывался

одеялом - разрезал его на куски. Залезал под кровать ежом - выползал

из-под кровати ужом. Кутался в шубу боярыней - раздевался догола

стрельцом. Пиджаком забивался в шкаф - пулей выскакивал из шкафа.

Набирал номер консьержки - разобрал телефон на детали. Радушно

распахивал входную дверь - воровато запирал ее на засов. Махал

дедовской шашкой - сидел на стуле паинькой. Пил по-пацански водку

взасос - часами пыхал как паровоз. Обещал Богу не дрочить - засовывал

хуй в пылесос. Объявлял вечную голодовку - сожрал поросячью ногу. Бил

лбом об стену - пробурил дырочку к соседу. По ночам пилил вены в

ванной - по утрам смывал кровь под краном. Затягивал на шее офицерский

ремень - подарил его брату Коле. Жужжал мухой и ухал филином -

заклеивал зубы скотчем. Листая каналы, смотрел телик - сыграл с ним

лыжной палкой в дартс. Камбалой вжимался в пол - бегал по кругу из

комнаты в кухню. Лизал языком нос - думал словами наоборот. Не

помогало.

И тогда я понял, что нужно напугать страх. Нужно стать страшнее

самого страха. И я закричал. Я закричал так, что задрожали стены в

доме. Заржали лошади в районе. Затрепетали трупы в морге. Залетели

леди в постели. А в Казани запел муэдзин. Я закричал так, что в

воздухе запахло гексогеном. Дом надулся и раскололся пополам, как

арбуз. А с неба залпом посыпались зды. Люди-семечки бросились из своих

квартир наутек. Потом они получили квартиры в других спальных районах,

в домах с еще более улучшенной планировкой, серии П-44, но все равно

еще долго вспоминали об этом. Старики-семечки рассказывали внукам о

случившемся, приговаривая: "Да, йо, это был настоящий Страх".

Москва, 1999

КАРЛИК

Однажды в метро наш поезд остановился. Прошел день, два. Воздуха

оставалось все меньше и меньше. И тогда карлик - из тех, что собирают

милостыню по вагонам - предложил: "Пусть каждый убьет своего соседа".

Мы согласились, убили по соседу и выбросили их тела в туннель. Однако

воздуха не прибавилось. В первый момент я даже пожалел о случившемся.

Без соседа мне было скучно. Ведь мы играли с ним в шахматы и говорили

о политике. Сосед рассказывал: ""Все на Земле пришло к концу. Но я

верю, что в научных лабораториях успеют вывести больших дебилов, и

появление этих новых варваров послужит импульсом для очередного витка

истории". Он казался приятным собеседником, мой сосед.

Вскоре я забыл про него. Дышать становилось все труднее. Время не

двигалось. Карлик предложил убить по следующему соседу. Затем еще по

одному. И вот нас осталось двое - карлик и я. Предусмотрительно мы

старались держаться подальше друг от друга. Наконец, карлик сказал:

"Подумай о шахматах". "Что?" - не понял я. "Если ты убьешь меня, то

будешь долго и мучительно умирать в одиночестве. Если же мы сядем

играть в шахматы, то, во-первых, ты умрешь быстрее от недостатка

воздуха, а, во-вторых, время за игрой пролетит незаметно". Он уговорил

меня, соблазнил тем, что время вновь обретет скорость. Мы кинули

жребий, и мне выпало играть белыми. Я взялся за пешку, и вот тут-то

карлик изловчился и ударил, йо, меня ножом в спину.

Грозный, 2000

ПОТОЛОК

Как-то раз у нас в квартире начал падать потолок. Праздновали

чей-то день рождения, и народу в доме тусовалось немало. Все тут же

повскакали с мест и кинулись удерживать потолок, словно атланты

или портосы. Шло время, стояли дружно. Внезапно один гость с

лицом бульдога, курсант какого-то военного училища, опустил руки.

Затравленно озираясь, он набросился на Роксалану и стал ее лапать.

Роксалана терпела до поры до времени, затем вдруг лицо ее скуксилось,

она заревела, словно хищный младенец, отняла руку от потолка и дала

курсанту пощечину. Курсант ударил в ответ. Роксалана завизжала диким

хорьком и вступила в бой. Курсант не унимался. Он успел порвать

ее платье, когда, наконец, не выдержал тот парень, что пришел с

Роксаланой. Типичный рязанский рейвер, с серьгой в носу и синими

волосами. Он издал боевой клич, отпустил потолок, схватил кухонный нож

со стола и полоснул курсанта по шее. Хлынула кровь. Курсант, как

баран, рухнул на бок. Тогда, не долго думая, пост покинули двое его

дружков, тоже курсанты, рожами похожие на Чука и Гека, но по виду и

речи явные фанаты Бивиса и Баттхеда. "Чувак, эта телка наша, йо", -

подбадривали они товарища, пока тот не сошел с дистанции. Они стали

молотить рейвера чем ни попадя, пока один из них не догадался пробить

ему голову топориком для рубки мяса. Удерживать потолок было все

труднее, и мы опустились на колени. Курсанты воспользовались этим и

принялись бить нас ногами в живот. Но нам повезло. Один из нас

ухитрился схватить Чука, косившего под Бивиса, за ногу и сильно

дернул. Чук упал навзничь, звякнул затылком об плитку с подогревом и

затих. Гек, тот, что косил под Баттхеда, попытался улизнуть, но двое

из нас тяжело вздохнули, оставили свой участок и поймали его за штаны.

Подтянули поближе и быстро замесили ботинками на широких подошвах. Тут

потолок в том месте, где его отпустили, накренился и задавил маму

нашей хозяйки Елену Васильевну и маленькую собачку Сиси. Мы не

выдержали тяжести и упали на живот. Я втянул голову в плечи, но успел

услышать, как рядом хрустнула шея Кастета. Когда я пришел в себя, то

обнаружил, что потолок прекратил падение. Он остановился на небольшом

расстоянии от пола. Я крикнул, но никто не отозвался в ответ. Полная

тишина, ни стона, ни дыхания. "Что ж, мне повезло больше других", -

понял я. Довольный, попытался протиснуться вперед или назад, но...

ничего не вышло. Я прочно застрял. Черт, ведь я - слишком толстый.

Выхода нет. Точнее, есть один - ждать, пока похудею. Так и остался

лежать на месте.

Комсомольское, 2000

ЛАНЬ

В тот день на наш подъезд поставили железную дверь. Но по ошибке

такую, что открыть ее не могли ни жильцы, ни приходившие в гости.

Тогда все стали пользоваться канатами. С каждого балкона свисал до

земли канат. Канаты были одинаковой толщины, но разной длины. Дом наш

стал напоминать джунгли из лиан.

Однажды, спускаясь по обыкновению в магазин, на одном из соседних

канатов я заметил ее. Она улыбалась мне лучезарной улыбкой. "Лань, -

подумал я тогда. - Лань, и этим все сказано". Ловким движением я

оттолкнулся от стены и, освободив одну руку... вместе с ней очутился в

квартире своего друга и соседа Сереги Пэрэсэтэ. Мы занялись любовью

втроем. "Лань, - приговаривал Серега. - Лань". Нам было хорошо вместе.

Потом мы убили ее. Когда мы разделывали ее тушу, то хором

повторяли: "Лань, йо, настоящая лань". Нам так и не понадобилось ее

имя. Мы ели ее, обгладывая косточки, облизывая пальчики. Мясо было

вкусное и нежное. "Как у лани", - сказал Серега.

Ножай-Юрт, 2000

МЯСО

Не помню, почему я заглянул в кастрюлю с заготовленным на утро

шашлыком. Мясо было замариновано, смочено красным вином и терпеливо

ждало своего часа. Я уже собирался снова закрыть кастрюлю крышкой,

когда вдруг мое внимание приковало нечто странное в поведении шашлыка.

Приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что мясо шевелится. Мясо

было ярко-красным и живым. Оно хлюпало, всхлипывало и медленно

двигалось по кругу. "Круг сансары", - почему-то подумал я.

"Как же так?" - удивился я. Как же оно выжило в столь

экстремальных условиях? Ведь в воздухе так мало кислорода и так

много углекислого газа. Одно дело человек - мясо уже испорченное,

приспособившееся в результате мутации. Но это... Полная сатанама.

Что же, раз оно выжило, нужно помочь ему протянуть подольше. Дело

происходило на даче. Я выбежал на участок, наломал палочек, нарвал

листочков и начал подкармливать мясо. Всю ночь я просидел рядом с ним.

Я кормил его, подбрасывая потихоньку то горсть палочек, то щепотку

листочков, то дольку лимона. Я пел ему песенки и рассказывал сказки. К

утру я устал и отрубился. Проснулся от странной звенящей тишины.

Светало. Неприятное красное солнце назойливо заглядывало в кастрюлю.

Надо было посмотреть и мне, но я боялся. Я уже знал ответ. Однако

всегда есть надежда. Собравшись с силами, я надел черные очки и

посмотрел внутрь. Мясо не двигалось. Оно было мертво. Умерло, йо, на

рассвете.

Джаной-Ведено, 2000

РАССКАЗЫ, ПРИПИСЫВАЕМЫЕ ПИПУРКИНУ

ЛИФТ

Недавно я возвратился домой чуть позже обычного и обнаружил, что

во всем доме пропал свет. Сначала я даже не понял, насколько это

ужасно. Но оказалось, что с исчезновением света перестали ходить

и наши электрические лифты. А подняться по пожарной лестнице на

семнадцатый этаж, согласитесь, не так уж просто. К тому же в кромешной

тьме. К тому же если выход с лестницы на этаж закрыт. А позвонить

домой жене и попросить, чтобы она отперла задвижку, я не могу - у нас

электрический телефон-автоответчик.

Сосед, который тоже не смог попасть домой и теперь мрачно

курил рядом, сообщил, что выгорела вся проводка, после чего

произнес какое-то непонятное слово "щитовая". "А это надолго?" -

поинтересовался я. "Надолго? Боюсь, что навсегда, йо", - то ли шутя,

то ли серьезно ответил сосед. Мне стало не по себе. Я очень хотел

попасть домой, ведь дома меня ждали жена, ребенок...

С другой стороны, подумал я, дома бы даже не смог попить чаю -

ведь у нас электрический чайник. Я бы не смог побриться своей

электробритвой. Я бы не смог поработать за компьютером, послушать

музыку или посмотреть телевизор. Я бы не смог приготовить себе обед на

нашей электрической плите.

Я бы не смог.

САМОЛЕТ

Однажды наш самолет, не успев подняться вверх, начал падать вниз.

Все почему-то стали сразу пробиваться к выходу. Особенно усердствовал

один здоровенный бритый детина в синем костюме. Он размахивал своими

кулаками-кувалдами, легче всего расплющивая об наковальни сидений

женские черепа. Мне он случайно вышиб зуб золотым перстнем-печаткой,

хотя я и сидел тихо. Сосед спереди, похожий на двойной кебаб,

торопился связаться с кем-то по телефону. "Охрану, - судорожно

взвизгивал он в трубку. - Охрану мне, йо!" Сосед сзади, интеллигентный

молодой человек в очках, сказал своей длинноногой жене, державшей на

коленях ребенка: "Сука. Это ты, сука, уговорила меня взять билет на

этот рейс. А теперь он пропадет, как медный пятак в игральном

автомате". Сосед слева, вихорчатый юнец, взвизгнул стерлядью, скинул

штаны и попытался засадить свой багряный мундштук стюардессе,

старавшейся незаметно на четвереньках подползти к выходу. Остальные

орали, будто дикие лебеди с перерезанными глотками. Кто-то пробовал

дышать через спасательный жилет, кто-то натягивал на спину кислородную

маску. Впрочем, все произошло так быстро, что практически нечего

вспомнить. Разве что глаз той огромной рыбы, медленно проплывавшей

мимо, которая привиделась мне, когда мы вонзились в воду.

ОФИС

Мы обзавелись шикарным офисом в центре города. Сделали евроремонт,

завезли мебель. Поставили двери фирмы "Луальди". Приступили к работе.

Сперва дела шли неплохо. Но потом стало твориться нечто странное.

Постоянно исчезали какие-то вещи. Сначала это были незначительные

пропажи. Терялись авторучки, листки бумаги, сигареты и зажигалки.

Разумеется, мы не обращали на это внимания и продолжали работать

дальше. Мы списывали потери на обычную офисную суету. "Когда-нибудь

найдется", - так наивно полагали мы. Но ничего никогда не находилось.

А затем вдруг исчезла коробка с видеокассетами. Мы искали ее целый

день, шныряли и шарили по всем углам, но безуспешно. После чего словно

сквозь землю провалилась микроволновая печь. Точно помню, что вечером

я уходил домой последним. Перед самым уходом разогревал себе сэндвич с

индейкой. Значит, печь была на месте. А утром ее и след простыл. "Был

рыбец, да уплыл в жопец, йо", - только и сказал мой шофер Вася.

На следующий день по пути на работу я решил незамедлительно

взяться за дело. Провести собрание. Пригрозить, что вызову милицию,

если ничего не выяснится. Я махал руками, будто жирный карась,

репетируя свою речь перед дверью. "Господа и дамы, - важно говорил я.

- Если вы думаете, что все это пустяки, то горько ошибаетесь. Все

оч-чень, оч-чень даже серьезно. Это вам, между прочим, не надувной

шарик. А печь всеми уважаемой фирмы "Самсунг".

Но, войдя внутрь, обнаружил более серьезную пропажу. Из шкафов

исчезли все бухгалтерские книги. А к вечеру пропали и сами шкафы.

Вернее, вначале пропали дверные ручки от Гуччи. А затем шкафы.

Тут уж я разволновался не на шутку. События развивались столь

стремительно, что я не успевал с ними совладать. Нужно срочно

кому-нибудь позвонить, решил я. Но куда-то подевались и все телефонные

аппараты, в том числе мой сотовый фирмы Эриксон, модель Т36. Я понял,

что сопротивляться происходящему бесполезно. Остается смириться и

ждать, чем все закончится. Больше я ничему не удивлялся. Стоически

переносил очередные пропажи.

Вскоре исчезли компьютеры и столы. Куда-то запропастились стулья и

итальянский кожаный диван для посетителей, не помню чьей фирмы. Затем

потихоньку рассосались и сотрудники. Ничего страшного, утешал себя я.

Просто, наверное, перестали ходить на работу, потому что им нечего

больше здесь делать. Так я остался один в пустом офисе.

Время пролетело, как муха. Сейчас я сижу голый на полу посреди

офиса и жду собственного исчезновения.