Сталин, Шпет
и либеральная интеллигенция
С детства я недолюбливал московскую
интеллигенцию. Она раздражала меня во всех своих проявлениях. Помню, как
удивляли групповые походы в Музей кино, когда все интеллигентные подростки
гурьбой ходили на Фассбиндера или Тарковского. Фильмы
Фассбиндера казались мне чересчур
театрализованными, а Тарковскому, я полагал, лучше вести на радио
передачи с философским уклоном, чем снимать кино. Невыносимыми были как сами режиссеры
и их творения, так и эта круговая привязанность к непонятным кумирам. Родители
брали меня куда-нибудь в гости, и там их друзья включали телевизор и непременно
радовались внезапному появлению Жванецкого, Хазанова или Миронова. Все
смеялись. А мне было не смешно. Я вообще не понимал, чему тут можно смеяться.
Раздражала и придуманная московской интеллигенцией школьная программа. Как-то я
сказал учительнице по литературе, что от Толстого с его вечным морализаторством
тошнит, а Достоевский грузит своим психологизмом и тяжелым языком. С тех пор
она прозвала меня сволочью. На всех уроках и
родительских собраниях так и говорила "эта сволочь Фалько..."
Я долго стеснялся своего
отношения к интеллигенции и старался не высказывать его вслух. Но однажды то ли вычитал, то ли услыхал где-то умную мысль, что
русская интеллигенция всегда старалась от имени власти обучать народ
уму-разуму, а от имени народа представительствовать перед властью. И понял, что
в этой фразе точно сформулировано то, что я и сам думаю. Конечно, это вечное
балансирование и было тонкой уловкой интеллигенции, позволявшей ей бороться за
выживание. Главной заботой хитрой интеллигенции всегда было собственное
существование, а мысли о жизни народа лишь прикрытием. Это посредничество позволяло
ей вполне сносно существовать в годы так ей ненавистного советского режима. И
сейчас она продолжает столь же успешно лавировать и учительствовать.
На самом деле удивительно, как
быстро и лихо интеллигенция приспособилась к новым временам. Обзавелась
собственными институциями. У нее появились свои печатные издания типа
"НЛО", "НЗ" или журнала "Итоги", телевизионные
каналы типа "НТВ", своя среда обитания, вроде РГГУ, свои места
бытования, подобно клубу "ОГИ". Как раньше все с наслаждением смотрели
передачу "Вокруг смеха", так и теперь с жадностью поглощают
"Куклы" или не менее потешную передачу "Итоги". Как раньше
толпой бежали на Годара или Тарковского, так и теперь
все скопом голосуют за Гайдара или Явлинского. Работая в
книжном магазине, я наблюдал как заумные до чванства, тупости и ограниченности
студенты и студенточки (эти московские циники и
снобы, любящие с важным видом пообсуждать да
поругать, но не то чтобы сделать - хоть что-нибудь, хоть не построить, так
сломать) сметают с полок книги бессмысленных французских болтунов Фуко, Деррида и Делеза. "Постойте,
- останавливал их я, - зачем вам эти жабоеды?"
Они же с ненавистью и злобой косились на меня в ответ и продолжали пожирать не
нужную им макулатуру. Просто в силу инерции, моды и из-за интеллигентской
породы.
Кстати, о клубе "ОГИ",
излюбленном месте московских интеллигентов, евреев и алкоголиков. Работа именно
в этом клубе привела меня к интересному открытию. Произошло это, когда Сергей
Кудрявцев принес из "Гилеи" листовки какого-то
неясного "Союза борьбы с православием". Буквально через пять минут я
увидел, как один из директоров клуба, Митя Борисов, сам ярко-рыжий, с
покрасневшим вдобавок от ярости лицом, рвет листовки на мелкие кусочки и
разбрасывает их по залу. Тут-то и выяснилось, что все (за исключением меня)
сотрудники клуба, молодые и пьющие веселые люди, оказались истинно
православными верующими. Книги же в книжном были освящены, и натуральный
священник перед открытием "ОГИ" окропил их водой. Но самым интересным
мне показалось другое обстоятельство. Я узнал, что сотрудники клуба являются
родственниками, причем этот родственно-мафиозный клан образуют не только они, но практически вся московская
историко-филологическая и лингвистическая общественность. Все эти Живовы, Тименчики, Поливановы, Охотины,
Марголисы, Пастернаки и т.д. оказались потомками и правнуками русского философа
Шпета.
Я был потрясен. Гигантская
метафора оборачивалась то истиной-метастазой, то
снова метафорой. Старик Ленин в 1922
г. выслал 22-х русских философов за границу, но
недосмотрел, недоглядел, упустил одного. И хоть Сталин потом и разделался со Шпетом, но было поздно. Шпет
успел наплодить огромное потомство. И эта злосчастная ниточка русской
интеллигенции не оборвалась. Не оборвалась, плачу я, держась за голову, не
оборвалась.
Ильяс Фалько