16 мая на Каннском фестивале состоялась премьера нового фильма известного
американского режиссера Терри Гилльяма "Страх и Отвращение в Лас-Вегасе".
Картина произвела эффект разорвавшейся бомбы. Главные роли в ней исполнили
Джонни Дэпп и Беницио Дель Торо (Рауль Дьюк и Доктор Гонзо). Это экранизация
одноименного романа писателя и журналиста Хантера Томпсона, классического
произведения американской контркультуры семидесятых годов, бестселлера в США и
Великобритании, выдержавшего не один десяток изданий. В России до этого времени
имя Томпсона было практически неизвестно. Ни одной публикации о нем, ни одного
перевода. Однако  информационный пробел постепенно заполняется. Мы надеемся,
что в будущем году "Страх и Отвращение" наконец-то выйдет в переводе на русский
язык.

                                                             Антон Охотников

ВЕЛИКАЯ АКУЛА ХАНТ

Мы были где-то на краю пустыни, неподалеку от Барстоу, когда нас стало
накрывать. Помню промямлил что-то, типа: "Чувствую меня немного колбасит; может
ты поведешьЧ" И неожиданно со всех сторон раздались жуткие вопли, и небо
заполонили какие-то хряки, похожие на огромных летучих мышей, ринулись вниз,
визгливо пища, пикируя на машину, несущуюся на пределе ста миль в час прямо в
Лас-Вегас. И чей-то голос возопил: "Господи Иисусе! Да откуда взялись эти
чертовы твари?"

 - Хантер С. Томпсон. "Страх и Отвращение в Лас-Вегасе".

Действительно, откуда они взялись? США. 1971 год. Черный год. Год ненависти,
страха и отвращения. Человекоподобная саранча вырывается из бездонных ям Долины
Смерти. Шакалы приходят из пустыни на запах крови Шарон Тейт.  Другой шакал -
Никсон - все еще сидит в Белом Доме. Америка все еще во Вьетнаме. Битлз больше
нет. В Южной Калифорнии крупное землетрясение. Журнал "Тайм" объявляет
президента Ричарда Никсона "Человеком Года" - с обложки на читателей смотрит
злобная кукла из папье-маше; кричащие, пугающие стерильных, добропорядочных
американцев заголовки газет. Шестидесятые испустили дух вместе с черным в
Алтамонте под "Симпатию к Дьяволу" Роллинг Стоунз. Сахарные мир, любовь и
невинность Вудстока засыпаны песком, как кровавые пятна в римском амфитеатре
после боя гладиаторов.  Хендрикс, Джоплин и Моррисон мертвы. Все трое от
передозировок. На секретной встрече с Никсоном Элвис Пресли предлагает свои
услуги в качестве тайного наркоагента. Вынесен смертный приговор Чарльзу
Мэнсону за убийство Тейт-ЛаБианки (заменен пожизненным заключением).  "Я никого
не убивал и не приказывал убивать, - говорит он в своем последнем слове. - Я
думаю, вам пора обратить внимание на ту ложь, который вы живете. Ваша игра Ч
игра в деньги. Вы продаете прессу, сенсации, вы можете смеяться над кем угодно
и смотреть на любого сверху вниз. Вы торгуете газетами ради создания
общественного мнения, зависите от него и не ведаете, что творите. И все - ради
денег и внимания других... Вы сделали меня по своему подобию и желанию -
дьяволом-садистом, потому что я - это вы. Во мне вы видите свое отражение -
ведь и мне плевать на ваши дела и на васЧ Разве вы не видите, что я свободен?"

Идеализм шестидесятых обратился в откровенный цинизм.

Пацифист-гериллеро Дэниэл Элисберг публикует в "Нью Йорк Таймс" и "Вашингтон
Пост" "Материалы Пентагона" - подборку информации по операциям Министерства
Обороны во Вьетнаме. За ним установлена круглосуточная слежка, записывается
каждый его разговор. Роки Эриксон, певец и поэт, сидит за употребление ЛСД и
общение с духами в психушке. Музыканты  MC5 сидят. Писатель Кен Кизи вышел и
отправился в добровольную ссылку на ферму своего брата. Тимоти Лири после
побега из тюрьмы переправляют в Алжир, где он что-то необдуманно брякает об
ЛСД-изации Африки для укрепления антиимпериалистической солидарности, и тут же
высылается из страны. "Грязные уловки", dirty tricks, кишат как вши на теле
демократической президентской компании. Растет раковая опухоль Уотергейта.
Молодежь терроризируют законом Харрисона о Наркотиках.

Американская Мечта давно уже была кошмаром, но никто еще не осмеливался
"вскрыть брюшину правде-матке". Для одного очень серьезного журналиста,
единственным разумным выходом было поставить все сверх на голову, выйти за
пределы клишированного языка, открыто надругаться над американским
законодательством и "семейными ценностями" и назвать все это Ч "ГОНЗО"
(сумасшедший, чудной, абсурдный, дурацкий; гоночный, тележный). Так в
американскую литературу, журналистику и политическую жизнь вломился доктор
Хантер С.Томпсон - Великая Акула Хант - враг номер один американских политиков,
представителей закона и "молчаливого большинства". После Уильяма Берроуза в
американскую жизнь ворвался новый, действительно социально опасный, и не менее
талантливый писатель. Уильям Берроуз сломал классической американской
литературе хребет. Хантер Томпсон выбросил труп Американской Мечты на помойку.
Дядя Билл и Доктор Томпсон Ч они создали свою Мечту.

 - Тот, кто становится зверем,
избавляется от боли быть
человеком.
- Доктор Самуэль Джонсон.

Время от времени, когда твоя жизнь усложняется и вокруг начинают виться всякие
скользкие подхалимы, настоящий, действенный курс лечения - загрузиться под
завязку гнусной химией, а потом мчаться как бешеная скотина из Голливуда в
Лас-Вегас. Расслабиться, как это бывало, в чреве исступленного солнца пустыни.
Вернуть крышу в прежнее состояние, привинтить ее наглухо болтами реальности,
намазать рожу белым кремом для загара и двинуться дальше с музыкой, врубленной
на полную громкость и, по крайней мере, пинтой эфира ("Страх и Отвращение в
Лас-Вегасе").

В конце пятидесятых Томпсон начинал спортивным журналистом. Нигде подолгу не
задерживался. Кочевал из издания в издание. Делал репортажи из Бразилии для
"Нэшнл Обзервер", работал обозревателем на Карибских островах. Он вернулся в
Штаты незадолго до убийства президента Кеннеди, колесил по средним и западным
штатам, освещая музыкальные фестивали и всякие события местного значения.
Устроился книжным рецензентом, но вскоре бросил и это, когда редактор завернул
его рецензию на роман Тома Вулфа. Его первым репортажем, который окрестили
"гонзо", стал знаменитый скандальный отчет о скачках в Луисвилле - "Дерби в
Кентукки Упадочно и Порочно", где он больше писал о так называемом "белом
отребье", местных маргиналах, чем о лошадях. На самом деле, о "гонзо" впервые
упомянул близкий друг Томпсона Билл Кардосо в 1970 году, который, прочитав
заметку, послал ему следующее письмо: "Не знаю какого хрена ты так делаешь, но
ты все совершенно изменил. Это против всех правил  - полное сумасшествие (то
есть гонзо)". Через какое-то время, когда Томпсон вырос в фигуру национального
масштаба, слово "гонзо"  специально включили в Оксфордский словарь английского
языка.

В гонзо-журналистике нет никаких установленных правил, не обязательна
структура, часто отсутствуют схемы, налицо несоответствие формы содержанию Ч ее
можно сравнить с ревом водопада, со скрежетом внезапно врезающихся в друг друга
машин, пронзительным скрипом тормозов, воем сирен и полицейской облавой, когда
последние обрывки рациональных мыслей исчезают как пакетик каннабиса в
туалетном бачке. Собственное определение Томпсоном гонзо-журналистики со
временем менялось, но он по-прежнему настаивает, что хорошему гонзо-журналисту
"необходим талант, непосредственность и спонтанность мастера живого репортажа,
глаз художника или фотографа и стальные яйца актера", и что гонзо -
"репортажный стиль, основанный на идее Фолкнера, дескать "лучшие литературные
произведения куда более правдивы, чем какая-либо разновидность журналистики".
Среди других подопытных определений гонзо - журнализм вне закона, новый
журнализм, альтернативный журнализм и литературный кубизм.

Среди критиков распространена точка зрения, что гонзо - одно из ответвлений
нового журнализма, основоположником которого был Том Вулф. Некоторые писатели и
журналисты, осознав, что объективность в изложении новостей является не более,
чем мифом, которым пичкуют "молчаливое большинство", начали стараться писать о
событиях так, как они видели их собственными глазами. Излюбленными были темы,
относившиеся тогда к контркультурным проявлениям, такие, как пацифистские
демонстрации, наркотики, дети цветов и музыка. Традиционная мэйнстримовская
пресса их просто игнорировала или извращала. Популярность новой журналистике
обеспечил стиль, "дискредитировавший псевдообъективное снотворное газетных и
журнальных заголовков применением в журналистике техники реалистического
романа". Современная музыкальная журналистика, в лучших ее проявлениях, целиком
вышла из нового журнализма. Единственная книга Томпсона, попадающая под
определение НЖ - "Ангелы Ада. Странная и Ужасная Сага Мотоциклетных Банд",
вышедшая в 1966 году (Кстати, именно Томпсон познакомил Кена Кизи с Ангелами
Ада - см. Том Вулфа "Электрически Прохладный и Кислотный Тест"). Как говорили
сами Ангелы: "Это - единственная правдивая книга, когда-либо написанная о нас".
"Я кончил тем, что сам купил мотоцикл и выехал с ними на шоссе". (Хантер
Томпсон. "Песнь Проклятого").  Существенное отличие Томпсона от Тома Вулфа в
том, что если последний напоминал стрелка только рассматривавшего жертву в
прицел снайперской винтовки, то первый бросался в штыковую атаку даже с
саперной лопаткой. Он вышел за предел, до которого так и не смог добраться
Норман Мейлер, и у которого остановился Вулф. И в одиночку двинулся дальшеЧ

"Единственно стоящим вариантом подготовки к путешествию, чувствовал я, будет
разодеться как павлин, обдолбаться до озверения, проху..ить по пустыне и
сделать репортаж. Никогда не теряй из виду изначальной ответственности. Но
каков из себя этот репортаж? Никто не удосужился сказать. Придется нам самим
выкручиваться как угрям. Свободное Предприятие. Американская Мечта. Горацио
Элгер сошел с ума от наркотиков в Лас-Вегасе. Приступай немедленно: чистый
Гонзо журнализм". ("Страх и Отвращение в Лас Вегасе")

1971-ый Томпсон характеризовал как "омерзительный год Господа Нашего". 10
октября того же года на страницах журнала "Роллинг Стоун" впервые появились
главы прославившего его дебютного романа - "Страха и Отвращения в Лас-Вегасе".
Это история путешествия Томпсона ( в романе Рауль Дьюк) в Лас-Вегас, которое он
предпринял вместе со своим приятелем, адвокатом Оскаром "Зетой" Акостой (в
романе Доктор Гонзо). Совершенно случайно Томпсона попросили сделать репортаж о
Минт 400, "богатейших мотоциклетных гонках за всю историю профессионального
спорта". Хантер подошел к этому вопросу своебразно. "Спортивные редакторы
выдали мне триста баксов наливой, большая часть которых была сразу же потрачена
на "опаснейшие" вещества. Багажник нашей машины напоминал передвижную
полицейскую лабораторию. У нас в распоряжении оказалось две сумки травы,
семьдесят пять шариков мескалина, пять полос промокашек лютой кислоты,
межгалактический парад планет всяких стимуляторов, транков, визгунов,
хохотуновЧ а также кварта текилы, кварта рома, ящик Бадвайзера, пинта сырого
эфира и две дюжины амила".  ("Страх и Отвращение в Лас-Вегасе"). Путешествие с
таким джентльменским набором, а также Магнумами 44 калибра, началось. В поисках
Американской Мечты герои направляются в ад собственного сознания. "У меня была
идея, - писал Томпсон, - купить толстую записную книжку, и регистрировать все,
что с нами происходит, затем послать ее в издательство для публикации Ч без
редактурыЧ Но это очень тяжело сделать, и в итоге я обнаружил, что мне
навязывают необходимую литературную композицию, балансирующую на грани между
правильной и сумасшедшей журналистикой. Как настоящий Гонзо Журнализм это уже
совсем не работало Ч а даже если и проходило, я не мог это принять. Только
чертов лунатик мог написать такую вещь и потом кричать на всех углах, что это
правда". В итоге то, что начиналось как чистое Гонзо-журналистское безумие,
закончилось появлением одного из самых впечатляющих романов второй половины
двадцатого века, и одного из самых правдивых. "У "Страха и Отвращения в
Лас-Вегасе" есть все элементы классических мифологических историй, - замечает
продюсер Лайла Набулси, которая пятнадцать лет пробивала проект экранизации
романа. Ч Рауль Дьюк и Доктор Гонзо Ч два анти-героя, которые отправляются в
ад, принимают волшебные снадобья, блуждают в лабиринтах своих галлюцинаций,
сражаются с ветряными мельницами и выживают, и мы отправляемся в путешествие
вместе с ними. Это ужасает, это смешно, и то, что было правдой в начале
семидесятых остается правдой сегодня. Эта книга охватывает целый временной
отрезок, когда у многих просто лопнуло терпение и эмоции хлестали через край.
Это было Последнее Путешествие. Но эта книга, в конечном счете, о надежде.
Хантер говорит, что вопреки всему хорошие времена настанутЧ потому что эта вера
- единственное, благодаря чему мы можем выжить".

"Вы, Самоанцы, все одинаковы. У вас нет веры в обязательную порядочность
культуры белого человека. Господи, да еще час назад мы сидели в той вонючей
клоаке, выжатые как лимон, без сил и планов на уик-энд, когда последовал звонок
от совершенно незнакомого персонажа из Нью-Йорка, сказавшего, что мне надо
отправляться в Лас-Вегас - а расходы охуительны - и потом он посылает меня в
какой-то офис в Беверли Хиллз, где другая абсолютная незнакомка дает мне триста
баксов наличными безо всякой на то причиныЧ Говорю тебе, друг мой, это
Американская Мечта в действии! Мы будем последними дураками, если не оседлаем
эту странную торпеду, пущенную в неизвестную нам цель, и не промчимся на ней до
конца". ("Страх и Отвращение в Лас Вегасе")

Разумеется никакого репортажа о гонках Томпсон не пишет. Вместо этого он
описывает свою "химическую" конфронтацию с полицейскими, барменами,
гостиничными администраторами, крупье, официантками, туристами и репортерами в
Лас-Вегасе, там и сям в повествовании мелькают джанки, алкоголики и сатанисты,
торгующие чистым адреналином. Герои находятся в полубредовом состоянии,
постоянно галлюцинируя. То Рауля Дьюка начинает обвивать пол, то он видит в
клубе как две стриптезерши насилуют белого медведя, с неба на него обрушиваются
летучие мыши и скаты-манта, разодетые в пух и прах шикарные дамы и
респектабельные джентельмены превращаются в злобных чудовищ с головами
тиранозавров, в гостиничных холлах летают птеродактили, Доктору Гонзо,
судорожно сжимающему в руках огромный нож, чудится в гостиничной ванне под
музыку "Белого Кролика" Jefferson Airplane, будто он плавает в крови. Хантер
агрессивен и никого не собирается жалеть. Никакой компромисс с "молчаливым
большинством" для него невозможен.

"Страх и Отвращение в Лас-Вегасе" стал культовой книгой западной молодежи,
который по душе был обратный код, предложенный Томпсоном - тотальный гедонизм,
черный юмор, стеб, переплетение секса, насилия и наркотиков. В газетах о нем в
свое время писали: "Этого ненормального маньяка можно остановить только атомной
бомбой. То, что Хантер Томпсон все еще на свободе, убедительно доказывает всю
беспомощность американской законодательной системы". Я вспоминаю разговор с
одним американским фотографом, который высказался о Томпсоне так: "Если все
люди неожиданно сойдут с ума, то Хантер Томпсон несомненно будет президентом
этой большой психбольницы. Полицейские начнут в обязательном порядке принимать
мескалин. Весь мир станет одной большой галлюцинацией".  Интересно, что Хантера
Томпсона на Западе увлеченно читают сами представители закона, которые, если
следовать логике российского Закона о Наркотиках, давно должны были упрятать
Акулу Ханта за решетку (такая попытка была сделана в Штатах в начале
девяностых, когда Томпсона пытались посадить сразу по десятку обвинений, ни
одно из которых не прошло в суде и доктор был полностью оправдан Ч об этом
процессе можно прочитать в книге Томпсона "Песнь Проклятого"). Среди
поклонников Томпсона в Англии можно встретить сотрудников министерства
внутренних дел, детективов, полицейских, тех самых полицейских, о которых
Доктор Гонзо в романе отзывается так: "Ты должен помнить, что большинство
полицейских Ч добропорядочные злобные католики. Можешь ты себе представить, что
сделают с нами эти уроды, если заловят в краденых сутанах, убитыми в говно?
Господи, да они нас кастрируют". Кстати, сам Томпсон в шестидесятые выставлял
свою кандидатуру на должность шерифа от сообщества "Aspen Freak Power Uprising"
в Эспене, штат Колорадо, но потерпел неудачу.

Его яростный, агрессивный и грубый стиль не имеет никаких аналогов. Он
использует длинные, сложные предложения, которые в то же время могут быть
понятны любому - в них всегда есть смысл. Томпсон с большой изобретательностью
обращается с английским языком, мастерски используя слэнг, различные жаргоны и
речевые обороты. Его не без оснований считают королем черного юмора. Пи Джей
О`Рурк, друг Томпсона, говорит, что он больше поэт, чем журналист. "Две вещи
резко отделяют Томпсона от примитивного стада современных литературных деляг,
претендующих на радикализмЧ Во-первых, Томпсон просто лучше пишетЧ Во-вторых,
он заставляет нас смеяться. Мы вряд ли в состоянии сделать это во время
перфомансаЧ скажем "В ожидании Годо", даже если у нас и сносит башню также
сильно, как и у Рауля Дьюка. Хантер Томпсон берет самые темные и мрачные темы
онтологии, самые жестокие гносеологические вопросы, и в своей, присущей только
ему, манере излагает их, заставляя нас сгибаться пополам в истерическом
приступе хохота, наши тела от подмышек до тазового пояса сводит в судороге,
колени предательски дрожат, пиво хлещет из наших носов. Мы смеемся так сильно,
что в любой момент можем  в хохоте проблеваться, точно также как 300-фунтовый
Самоанский адвокат Доктор Гонзо в романе".

"Эта книга, - говорит Джонни Дэпп, исполнитель роли альтер-эго Томпсона Рауль
Дьюка, - вышла, когда Американская Мечта испустила последний вздох. Но Хантер
все еще безнадежно пытался найти ее, искал с остервенением, надеясь, что Мечта
все еще существует, и все, что он нашел, так это безумие, лезущее изо всех
щелей, двигающееся во всех направлениях и охватившее все общество, трагедию и
паранойю, алчность и ненависть. Лучший способ познакомиться с Хантером -
прочитать его роман - он абсолютно искренен. В тоже время "Страх и Отвращение в
Лас-Вегасе" своего рода экзорцизм. Она о надежде, об одержимости и
сумасшествии, о попытке найти хоть что-то, во что можно верить. Я думаю, что
это - великая история, которая заставит людей смеяться, заставит их думать, а
также напугает и ужаснет их. Некоторые люди будут видеть в Дьюке и Докторе
Гонзо только парочку придурков и хулиганов, с телами и мозгами, до отказа
начиненными "гнусной химией". Но для них это не развлечение, а жестокая
необходимость".

""Страх и Отвращение в Лас-Вегасе" несколько лет следовал за мной по пятам, -
добавляет режиссер Терри Гилльям. - Десять лет назад появился сценарий и я
тогда подумал: "А было бы интересно начать девяностые с этого фильма", - но в
то время я был занят чем-то другим, и проект так и остался на бумаге. Но когда
идея фильма появилась вновь, то я вспомнил насколько одновременно смешна и
жестока эта книга. Мир политической корректности еще не существовал, когда
Хантер написал эту книгу, и я надеюсь, что она больше не будет существовать
после выхода этого фильма. С восьмидесятых я остро ощущаю, что мы прошли через
время постоянного ущемления самовыражения, когда все несло на себе печать
подавленности. Все боялись сказать, что они чувствуют, боялись жить
экстраординарной, разнузданной и дикой жизнью, и пришло время сорвать эти
оковы. Книга уже выразила себя. Теперь наша очередь".

Появление "Страха и Отвращения в Лас-Вегасе" в России, как книги, так и фильма,
особенно актуально в свете принятия чудовищного в своей непроходимой глупости
Закона о Наркотиках, практически вводящего официальной запрет на эту тему в
печати. Как быть с художественной литературой законодатели нам не объяснили.
Им, видимо, ненавистна сама мысль, что не всех людей, употребляющих так
называемые "наркотики" ждет ужасная судьба, а особенно им ненавистны те пишущие
люди, чья точка зрения на тему употребления наркотиков идет вразрез с
общепринятой. Хантер Томпсон присоединился к Национальной Организации по
Реформированию Законов о марихуане и в своих интервью неоднократно высказывался
за легализацию наркотиков. Его книги расходятся огромными тиражами, и людей,
которые хотят слушать "лишенного надежды Либерала", становится все больше и
больше. Последнее время я все чаще вспоминаю "Последние Слова" Берроуза: "Как я
ненавижу тех, кто служит делу распостранения конформизма. Ради чего?
Представьте себе стерильную банальность свободной от наркотиков Америки. Ни
одного наркомана, одни хорошие, чистые, порядочные американцы от моря до
зиящего моря. Избавление от всей инакомыслящей части, как от нарыва. Никаких
трущоб. Ни намека на тайные операции. Вообще ничего. Прямо на бесчувственных
улицах среди бела дня. Без слов. Насколько хорошо будет при полном конформизме?
Что же будет с неординарностью? А с личностью? А с тобой и со мной?" Замените
слово Америка на Росиию и повторите заново.

Тем временем мой адвокат занимался тем, что перетаскивал ром и лед из нашего
старого Пинто на заднее сиденье новой тачки. Прокатчик нервно взглянул на него.

Слушайте, - сказал он. - Вы, ребят, что, пьете?

Я - никогда.

Только загрузить горючим чертов багажник, - раздраженно выпалил адвокат. - Мы
торопимся в натуре, мать ее так. Отправляемся в Лас-Вегас на гонки в пустыню.

Что?

Не обращайте внимания, - сказал я. - Мы - ответственные люди.

 ("Страх и Отвращение в Лас-Вегасе")

P.S. Печатается с любезного разрешения безвременно скончавшегося Антона
Охотникова. Использованы отрывки из романа в переводе А. Керви.